Долина смерти. Век гигантов - Страница 144

144

— Кто это? Зачем это? — шевелил дьякон потрескавшимися от внутреннего и от внешнего жара губами. — Что им надо?… Зачем они сюда лезут?… Почему они мешают мне спасаться?… Я их не знаю, пускай и меня не трогают… Я не хочу крови… Я плаваю в крови… Довольно крови. Довольно…

Всадники, словно смущенные взглядом остекленивших-ся глаз, вдруг остановились. Слезли с лошадей.

— Уходите, уходите… — шептал исступленно дьякон. — Вы не должны видеть трупов… Я не хочу, не хочу… Иначе плохо, плохо вам будет… Уходите…

В первые минуты он думал, что его страстная мольба дошла до ушей неизвестных. Но нет, они только отвели лошадей к краю долины, а сами снова продолжали путь.

Опять дьякон принужден был спрятать голову в траву, чтобы не обнаружить себя раньше времени, и довольствоваться одними голосами, доходившими до него в громких раскатах эха.

— Хо-хо… — смеялся один голос. — Наконец-то мы попали в «Долину Смерти»… Невзрачная она, нужно отдать ей справедливость…

Невидимому слухачу этот голос показался удивительно знакомым, но у него не было времени для воспоминаний, потому что сейчас же прозвучал второй голос, от которого волосы дьякона зашевелились.

— «Долина Смерти», — привычным лекторским тоном сказал этот голос, — вполне оправдывает свое название. Ее недра скрывают…

Дьякон выглянул из-под прикрытия… сначала он увидел рабфаковца Безменова, знакомого ему по соседнему двору на Никитской, потом… потом глянула веселая рожа погибшего под детрюитным лучом Митьки Вострова…

— Смотри!.. — с ужасом в голосе крикнул Безменов, заметив трупы. — Опять… Опять… — и он вдруг резко перевернулся и перевернул Вострова спиной к бледному, как снег, лицу дьякона, бросившемуся ему в глаза. — Надевай капюшон…

И Митька и рабфаковец с сумасшедшей быстротой надернули на головы капюшоны, болтавшиеся у них за спинами… А дьякон в решимости отчаяния поднял трясущуюся руку и в «Долину Смерти» пустил свистящий луч.

— Стой! Стой! Не оборачивайся!.. — кричал Безменов, удерживая своего друга. — Смотри…

Вокруг них плясал детрюитный луч, выжигая борозды в каменистой почве, но он был бессилен причинить им даже царапину; их тела скрывались за плюмбированной одеждой — одеждой, пропитанной свинцовыми солями, — кроме лица, открытого, но отвращенного от дьякона в другую сторону.

Луч поплясал еще некоторое время. Потом дикий крик бешенства, отчаяния, ужаса упал сверху. За криком в спину Вострова ударилась детрюитная палочка, Митька ее немедленно подобрал…

…Наверху, по сыпучему откосу, карабкался, срываясь и падая, обезумевший дьякон, внизу, около двух трупов, нелепо выкидывая ноги, толстый человек отплясывал дикий танец…

Оставив рассудок на зеленой площадке, дьякон домчался, наконец, до своих пещерок. Оглянувшись, он увидел, что мертвый Митька, бессмертный Митька, двойной Митька в сопровождении своего приятеля, может быть, тоже выходца с того света, карабкался вслед за ним, крича что-то и махая руками. Что он хотел уволочить его к черту на кулички, сомнений быть не могло… Дьякон с выскочившими на лоб глазами уперся грудью в громадный камень, напрягся так, что в ушах загудело, а в животе оборвалось, и столкнул его вниз. Камень, круша все на своем пути и прыгая по скалам, как резиновый мяч, промчался в двух шагах от приятелей… А дьякон рухнул, надорвавшись в нечеловеческом усилии, на место сброшенного им камня… Шакалы, по обыкновению голодные и злые за то, что их прогнали от свежего мяса из долины, сомкнули вокруг него зловещий круг…

Друзья продолжали карабкаться по крутому откосу — шакалы сужали круг. Друзья уже были на краю обрыва, на расстоянии трех саженей — шакалы, захлебываясь рыданиями, вцепились в дьяконские ноги… Друзья выскочили из обрыва — дьякон лежал бездыханным с изорванными конечностями и лицом. Прожорливая стая «настаськиных ковриков» отомстила за дисциплину, в которую их поверг дьякон, за его надменное обращение, за шутки, за смех, за прозвище, за все, за все…

— Поздно, — сказал Дмитрий Востров, выслушав дьяконское сердце. — Поздно. Жил дураком, умер дураком… Неужели он думал, что я ему буду мстить…

Слушая скорбные слова друга, Безменов нечаянно кинул взгляд к опушке леса и увидел там свежий человеческий скелет.

— Смотри, — сказал он. — Долина-то эта, действительно, «Долина Смерти». Сколько смертей зараз…

Не слушая его, Митька бормотал свое:

— Жил дураком, умер дураком… Бедный, бедный дьякон… Ну кто бы мог знать, что мы встретим его здесь…

— Я знал, — твердо сказал рабфаковец, извлекая из кармана кусок белой материи с сухими пятнами крови. — Смотри: чьи инициалы?…

«В. В. И.»

— Василий Васильевич Ипостасин, — прочитал Митька по заглавным буквам. — Откуда это у тебя?…

— Из подземного хода под Сухумом… Помнишь гору трупов, рассеченных на куски?… Ты сам же тогда сказал, что это работа дьякона. Я произвел расследование: по следам, по остаткам оборванного платья я тогда еще вырешил, что дьякон жив, что он оделся здесь в чужое платье, — и даже больше, — что он бежал в горы. О последнем говорили мне его следы в разных местах по дороге нашего следования…

— Так это тот твой сюрприз, о котором ты не хотел ничего говорить?

— Совершенно верно.

— Но почему ты до сих пор молчал? — возмутился Митька.

— Потому что ты страдаешь… ну, как бы это сказать?… чрезмерной осторожностью, что ли… Я боялся твоей забастовки и отказа от дальнейшего путешествия…

Митька смущенно засвистал, а рабфаковец вдруг обернулся с озабоченной миной…

144