Долина смерти. Век гигантов - Страница 67

Освобожденные, перебравшись через стену, поколебались немного, опасаясь предательского удара в спину, и, не получив его, с ликующими криками пустились навстречу своей орде.

— Ну, что-то будет! — соображал Николка, нервно потирая руки. — Или меня поймут, или меня не поймут…

Ожидать долго не пришлось. Охотники моглей в количестве не менее 200 человек появились со стороны реки. Но уже на таком далеком расстоянии — 1/4 километра — можно было смело сказать об их настроении. Они возбужденно и воинственно размахивали копьями и топорами…

Коммунары умели на расстоянии 150 метров попадать из лука в цель. Новые луки Ркши, Гуха, Вырка и Оджи стреляли без промаха на 250–300 метров. Коммунары нетерпеливо поглядывали в сторону Николки, ожидая команды «пли». Но ее не последовало. Николка приложился к винтовке — из нее он ни разу не стрелял при дикарях — и, дождавшись более явных симптомов враждебности — атаки — со стороны моглей, выстрелил в их широкоплечего, квадратного вожака, бежавшего впереди всех. Вожак растянулся с перешибленным бедром; его подхватили на руки и все в панике с звериным воем отхлынули к реке. Защитники пещеры — не будь на дворе трех чужаков-пленных — сами готовы были удариться в бегство от объявшего их трепета перед громоносным оружием маленького Къколи. Но они этого не сделали и даже разразились восторженными криками- правда, посерев значительно.

— Молодцы, ребята! — подивился Николка их выдержке.

В этот момент Скальпель с физиономией красной и искаженной выскочил из пещеры. Его негодование уступило место другим, не менее сильным чувствам, когда он понял положение. А эти чувства отошли на задний план перед профессиональными. Скальпель побежал обратно в пещеру за врачебной сумкой.

Николка развязал еще двух пленников и опять в виде парламентеров отправил их к неприятелю. Его напутственные слова на этот раз были таковы:

— Передайте: если могли не хотят жить с нами в дружбе, арийя перебьют их всех до одного громом и молнией.

Парламентеры помчались к реке, где их соплеменники митинговали вокруг раненого вожака, не решаясь на дальнейшие действия, но, добежав, они передали, по всей вероятности, совсем не то, что говорил Николка, так как немедленно возникла новая волна атаки.

На берегу осталась толпа стариков, женщин и детей, подоспевших с тяжелой ношей. Их было не менее 300 человек.

— Приготовить луки, — скомандовал Николка, и еще:

— Стрелять только в ноги…

Он еще надеялся на мирное разрешение столкновения.

Когда волна атакующих подкатилась на 100 метров, раздалась команда «пли». Каждый охотник раз за разом, как было условлено, выпустил три стрелы. Николка выпалил из винтовки. Тридцать моглей вышло из строя, и волна опрокинулась вспять.

Был освобожден последний пленник и с еще более суровым наказом препровожден через стену. Но он не успел передать его: возбуждаемая женщинами и стариками разъяренная лавина в третий раз катилась от реки. Теперь вся орда следовала за ней.

Скрепя сердце, отдал Николка приказ: «стрелять в грудь и не жалеть стрел». Сам он отложил винтовку, в которой оставалось восемь драгоценных зарядов, и тоже взял лук.

На этот раз могли не были встречены громом и молнией, зато стрелы тучами впивались в их тела. Ркша, Тух, Вырк и Оджа из своих колоссальных луков одной стрелой пронзали двух врагов. Пред оградой в две-три минуты было положено около полусотни трупов… Передние ряды дрогнули, попятились. Задние напирали, стыдя и возбуждая. Замешательство — на короткий миг, потом — ответная куча камней и копий, фонтаны крови за стеной и на стене, вой случайно раненого мастодонта, бешеное завывание собак, рвущий барабанные перепонки воинственный клич моглей… Николка вынул затычку из железной трубы, и струя перегретого кипятка зафыркала в желтые лица и груди… Кипяток вызвал панику, претворившуюся тотчас же в неистовый взрыв ярости: отступать не позволяли старики и женщины… Атака докатилась до ограды. Презирая и стрелы и огненную воду, полезли могли по телам павших на стену. Коммунары взялись за свои страшные топоры и долбили, крошили, рубили головы, руки, рассекали груди…

…Что-то помутилось в голове фабзавука, когда последние остатки кипятка выхлестнулись на чью-то черную грудь. «Успокойтесь! Успокойтесь!..» — услыхал он подле себя ласковый знакомый голос. То был Скальпель — благодушный, как всегда, с сетью запутанных морщин на лице и с запотевшими стеклами очков. Николка вдруг увидел, что сидит у себя в комнате на газетно-ящичном диване и что вся жестокая сеча была тяжелым сном. Как посветлело сразу на душе его. Николка слабо улыбнулся, собираясь е мыслями. «Я вам расскажу штуку, вот так штуку…» — сказал он вдруг и увидел, что сон не был сном, а страшной действительностью: Скальпель перевязывал ему голову, а на каменной стене, залитые кровью с головы до пят, ожесточенно сражались — из последних сил — отважные коммунары. Николка оттолкнул Скальпеля и, подняв чей-то топор, ринулся к стене. Теперь сражались не только охотники, но и старики, женщины и дети — с обеих сторон. Стена пылала кровавой краской. Собаки терзали внизу тела сорвавшихся со стены моглей. Мастодонт, мстя за свои раны, топтал ногами каждого желтолицего, сумевшего уйти от собак. Лошади разбили конюшню и метались — буйногривые, красноглазые — по двору, вместо ржания выпуская из сдавленных ужасом глоток хриплый вой. Костер, оставленный без присмотра, догорал. Сразу потемнело, будто нахмурилась природа на бешенство кровожадных двуногих; небо, как траурным крепом, затянулось черными тучами; свинцово-серая река заплескала буйно о берег. Никто не заметил этих грозных симптомов.